И окончание фразы потонуло во всеобщем вздохе ужаса и разочарования. Кажется, только я одна - да еще Лайзо, но он, разумеется, не в счет - сохраняла спокойствие.
- Глэдис, дорогая, - склонилась я к подруге и зашептала. - Только не говорите мне, что эта очередная "Островитянка" - именно та картина, ради которой мы сюда ехали.
Уголки губ Глэдис опустились.
- Увы, Виржиния. И, боюсь, вы даже не представляете себе, какой это удар... Мистер Уэст! - крикнула она вдруг, обращаясь к спутнику Эллиса, и я обругала себя за недогадливость. Конечно, незнакомец, объявляющий такую новость может быть только владельцем галереи. - Мистер Уэст, когда это случилось? Когда пропала "Островитянка"? И, святая Роберта, как это вообще могло произойти?!
Лицо Уэста приобрело растерянное выражение. Он подслеповато прищурился, оглянулся на оклик - и, узнав Глэдис, торопливо спустился на несколько ступеней, не обращая внимания на дождь, зарядивший с новой силой.
- Леди Клэймор! При других обстоятельствах я был бы безумно рад видеть вас, но печальные события... - Эллис догнал Уэста, ухватил за руку и, приподнявшись на мысках, что-то шепнул ему на ухо. Тот сразу сник. - К сожалению, я не могу ничего добавить к сказанному. Простите. Это... в интересах следствия. Сожалею. Сожалею!
Уэст, прижав руку к груди в бессознательно-защитном жесте, пятился по ступеням. Несколько раз он едва не оступился. Между тем собравшиеся перед галереей ценители искусства оправились от первого удивления и загомонили. Вопросов становилось все больше. Они сыпались на беднягу Уэста со всех сторон:
- Вы будете делать заявление для газет?
- А галерея закроется?
- Да была ли эта картина вообще!
- Мистер Уэст, ответьте! Когда она исчезла?
- Простите, не могу ничего сказать! - несчастный, похожий на толстого ворона, заклеванного крикливыми галками, мистер Уэст извинился в последний раз и скрылся за дверью. Щелкнул замок.
Шум и гам, более подобающий рыночной площади, чем изысканному обществу любителей живописи, кажется, достиг апогея.
- Идемте отсюда, дорогая Виржиния, - Глэдис кинула на закрытые двери последний яростный взгляд сквозь прицел золоченого лорнета. - Что за беспорядок, как в курятнике! Картина пропала, святые небеса... Нет, здесь определенно что-то не так. Я чувствую это, - она развернулась и, игнорируя Лайзо с зонтом, решительно направилась к автомобилю. - Виржиния, вы не откажетесь от чашечки чая в моей компании? Мне определенно нужно кое-что с вами обсудить. Если не ошибаюсь, у вас были полезные знакомства в Управлении Спокойствия?
Я только вздохнула. Мое "полезное знакомство", выглядевшее, как всегда, весьма помято, буквально только что скрылось в недрах галереи, даже рукой не махнув мне в знак приветствия.
- Да. Были.
- Это прекрасно, - припечатала Глэдис и распахнула дверцу автомобиля. - Просто прекрасно. Могу я просить вас об услуге?
Краем глаза я заметила, что Лайзо улыбается. Похоже, ему вся эта ситуация представлялась крайне забавной. Чего нельзя было сказать обо мне. Опять придется связываться с расследованием, чует мое сердце! И это в преддверии приезда маркиза Рокпорта... Как не вовремя!
Однако делать было нечего. Просьбы леди Клэймор оставлять без внимания невозможно. Нет смельчаков, способных на такой героический поступок. По крайней мере, я к ним себя не относила, а потому со вздохом ответила:
- Да, милая Глэдис. Конечно, можете.
Тем же вечером я написала для Эллиса записку, уговаривая себя, что любопытство не порок. К тому же от беседы с детективом могла быть и прямая выгода. Вдруг объявился вор, заинтересованный исключительно в Нингеновских "Островитянках"? Вряд ли о таком событии объявили бы широкой общественности, но вот Эллис наверняка поведал бы мне кое-какие подробности, да еще и посоветовал бы что-нибудь путное. И тогда бы я попыталась защитить свою "Островитянку" - например, застраховала ее на крупную сумму или поместила в банковский сейф. Как говорится, береженье лучше вороженья.
В кофейне же было необыкновенно тихо; едва ли не каждый второй столик оставался свободен. Из завсегдатаев не пришел никто, даже миссис Скаровски. Однако около половины девятого на пороге появился Луи ла Рон, пребывающий в весьма приподнятом настроении. Увидев меня, он несказанно удивился:
- Вечер добрый, леди Виржиния! Не ожидал вас увидеть здесь, сказать по правде. Какая неожиданность!
Такое приветствие привело меня в замешательство.
- Добрый вечер. И где же я должна быть, по-вашему? - ответила я с улыбкой, скрывая неловкость.
- Как где? - ла Рон рассмеялся. - Там же, где и большая часть бромлинской знати - в Королевском театре, на премьере "Императора". Неужто вам не прислали приглашения?
Я только плечами пожала.
- Прислали, конечно, однако мне показалось более интересным другое приглашение. А этот спектакль - всего лишь модное событие, о котором поговорят немного и забудут. Настоящие торжества в честь годовщины восшествия на престол Вильгельма Второго будут завтра - традиционная речь Его величества на Эссекской площади утром и, разумеется, бал, - я вежливо указала журналисту на один из столиков. Как-то неприлично беседовать, стоя посреди зала.
- О, да, на этом балу буду присутствовать и я - как лучшее перо Бромли, разумеется, - с изрядной долей иронии откликнулся ла Рон, передавая Мадлен свой плащ и усаживаясь на указанное место. - Вот тяжелая будет ночка - среди платьев, фраков и... э-э... - он с сомнением оглянулся и добавил уже тише: - ...и высокомерных физиономий. Ну, вас я не имею в виду, разумеется...